Пресса. Пушкинская мистификация.

Обзоры творчества, биографии, публикации,
главы, содержаниеИнформационно - справочный ресурс        

подписка:

 

 

 

 

 

 

Мистификация - шуточный обман или содержание человека в забавной и длительной ошибке.

В.ДАЛЬ

ДА, с «коньком-горбунком» вопрос действительно непростой. Вся эта пушкинская мистификация поворачивает к нам поэта такой стороной, о которой мы вроде бы и не подозревали. Между тем Пушкин был одним из самых крупных и ярких мистификаторов в истории не только русской, но и мировой литературы. Очутившись после лицея в Коллегии иностранных дел под началом графа Каподистрия, который с помощью шифров переписывался с греческими патриотами, Пушкин осваивает тайнопись, а с 20 лет оказавшись в ссылке и под приглядом власти и цензуры, он до самой смерти использует приемы шифровки и мистификации: придумывает произведения, якобы принадлежащие известным писателям или являющиеся переводами с других языков; публикует свои стихи под чужими именами; ставит многоточия вместо будто бы пропущенных строк; меняет даты у стихов, чтобы их нельзя было привязать к определенным событиям; вставляет опасные для его времени записи среди записей других лет, для чего оставляет в дневниках и тетрадях пустые страницы; среди черновых набросков, не предназначенных для печати, вписывает верноподданнические строки для отвода глаз соглядатаев  III отделения; вписывает ключ к шифрованным строкам якобы уничтоженной Х главы «Евгения Онегина»; в хозяйственную тетрадь , а в опубликованной статье как бы мимоходом замечает, что у поэта важно все - даже под видом переписки о приобретении коляски или о предстоящей женитьбе выясняет возможность выезда за границу и т.д. и т.п. 

 

   Так, например, С. Бонди расшифровал запретное пушкинское посвящение к «Гаврилиаде» («Вот Муза, резвая болтунья...»), догадавшись прочесть строки в черновике не сверху вниз, как обычно, а снизу вверх; Н. Петраков показал, что автором преддуэльного «диплома рогоносца», полученного Пушкиным, был сам Пушкин; в его переписке до самого последнего времени не были прочтены мистификации, заставившие пушкинистов неверно оценивать целые периоды жизни поэта и мотивы многих его поступков.

  

   Даже собственные шутки Пушкин часто записывал «под прикрытием»: N сказал...», а в его рисунках есть до сих пор неразгаданные ребусы. В поисках способов говорить то, что он на самом деле думает, а не то, чего ждет от него власть, он ищет литературный жанр, который дал бы ему такую свободу, - и находит. «Сентиментальное путешествие» Лоренса Стерна, где рассказчик не совпадает с титульным автором, мистифицирующим читателя, становится образцом для романа «Евгений Онегин», где роль «автора» -рассказчика отдана главному герою, антагонисту истинного автора.

 

   В результате Пушкин создает на редкость емкий художественный образ способного, но вместе с тем лицемерного и мстительного литератора, одновременно сделав роман постоянным орудием литературной борьбы с П. Катениным, для чего публикует его отдельными главами в течение 8 лет. Хотя он дал герою «Евгения Онегина» то же имя, что и у   героя «Сентиментального путешествия», а в тексте романа дал прямую подсказку, указав на Стерна, даже  друзья Пушкина поначалу не поняли его замысел, и он вынужден был объяснять им, что они смотрят на роман «не с той точки»; мы же эту грандиозную пушкинскую мистификацию начинаем понимать только сейчас.

 

   Когда будут найдены все пушкинские стихи, расшифрованы все его тайнописи и разнообразны все его литературные мистификации, перед нами предстанет уникальный писательский опыт, с которым может выдержать сравнение, пожалуй, только опыт Шекспира. И в ряду пушкинских мистификаций его розыгрыш с «Коньком­Горбунком» безусловно занимает одно из самых почетных мест.

 

   Давайте подытожим, что нам на сегодняшний день известно по поводу авторства сказки «Конек-Горбунок». Беловик рукописи сказки не сохранился. Никаких черновиков также не сохранилось. Никаких подтверждений того, что Ершов является автором сказки (в том числе и со стороны самого Ершова), не существует. Есть только его подпись на изданных книгах. Между тем уже сразу по выходе сказки стали циркулировать слухи о том, что Ершов -подставная фигура.  В одной из статей 1835 года Белинский, упомянув о каких-то знаменитостях, "выдуманных и сочиненных  наскоро" самой "Библиотекой для  чтения", писал: «А чем ниже Пушкина и Жуковского... Ершов?».

 

   С другой стороны множество фактов, приведенных нами, свидетельствуют о том, что сказку написал Пушкин, хотя прямых подтверждений этому и нет - только косвенные свидетельства. Но ведь бывают же случаи, когда при отсутствии прямых улик суд выносит решение на основании только косвенных. Если бы мы разбирали это дело в суде, авторство наверняка было бы присуждено Пушкину, но станет ли обязательным такое решение суда для Пушкинской комиссии РАН, которая и должна принять решение о включении сказки в корпус пушкинских произведений? Да и какой суд возьмется разбирать такое дело?

 

   Безвыходная ситуация? Мистификаторы, (и прежде всего сам Пушкин) так замели следы, что на титуле изданий «Конька-Горбунка» так и будет впредь красоваться лицо Ершова, а мы будем знать, что на этом месте должен быть портрет Пушкина, но изменить ничего не сможем?

 

   - А надо ли что-то менять? - вроде бы вполне резонно заметит читатель. - Сказка-то хорошая, и от того, что на ней стоит не имя Пушкина, а имя Ершова, она ведь не стала хуже и менее любима нами и нашими детьми! Пусть себе и дальше издается в таком виде!

 

В том-то и дело; что под именем Ершова сказка стала хуже и перестала быть собственно пушкинской. По общепринятым правилам произведения умерших авторов публикуются в последней прижизненной редакции. А Ершов, уже после смерти Пушкина, нуждаясь в деньгах и видя, что никто не собирается отнимать у него авторство, подаренное ему мистификаторами, затеял переиздание, и в этом переиздании 1856 года внес в сказку поправки и дополнения.

  

   При этом, по непониманию пушкинского поэтического приема, «автор» все пушкинские отточия заменил текстом, воспроизводящим «пропущенные строки»! Исправления и дополнения составили около 700 строк (треть от общего объема!); вот некоторые из этих «перлов», привнесенные в первоначальный пушкинский текст: «починивши оба глаза», «ночью бешено сверкая», «до сердцов меня пробрал», «всем ушам на удивленье»; вместо «Перстень твой, душа, сыскал» стало «Перстень твой, душа, найден», вместо «Если ж нужен буду я» - «Если ж вновь принужусь я» и, т.п.

 

   Нельзя -сказать, что сказка испорчена бесповоротно, но то, что она сильно подпорчена, несомненно. Надо бы восстановить пушкинский текст, убрать эти «изменения и дополнения», но мы и этого не можем сделать: ведь любая попытка такого восстановления означала бы признание пушкинского авторства! А из этого следует, что мы и впредь будем читать пушкинскую сказку в таком «отредактированном» виде, зная, что существует первоначальный, пушкинский текст.

 

   А теперь представим себе ситуацию, когда какое-нибудь общеизвестно пушкинское произведение стали бы издавать в таком вот подпорченном варианте. Нетрудно вообра­зить, какой шум подняли бы наши «дежурные» пушкинисты, защищая Пушкина от подобного насилия, а наших читателей - от таких издателей. У нас бы «набережная затрещала» от их благородного негодования.

 

   Почему же в этой ситуации они молчат, словно воды в рот набрали? Почему ни один серьезный пушкинист не откликнулся ни на публикацию статьи Александра Лациса «Верните лошадь!» в пушкинской газете «Ав­тограф» в середине 90-х, ни на его книгу, вышедшую под тем же названием два года назад, ни на мои неоднократные напоминания о необходимости как-то решить эту проблему? Тем более что количество аргументов в пользу справедливости этой версии авторства сказки только  растет, а ни одного аргумента в противовес ей таки не появилось?

 

   Кажется, я могу объяснить причины этого заговора молчания. Если признать открытие Лациса, то это станет самым громким событием в пушкинистике за последние лет 50. Ведь даже открытие нескольких стихотворных строчек, принадлежащих Пушкину, у нас становится сенсацией, а тут сказка в 2000 строк! А Александр Лацис даже только благодаря этому открытию должен будет потеснить известных пушкинистов на пьедестале почета - хотя у него и помимо этого есть еще с десяток серьезных пушкиноведческих открытий.

 

   Но это не единственная причина заговора молчания пушкинистов. Ведь если сказка «Конек-Горбунок» - пушкинская мистификация, то каков мистификатор! Ведь нашей пушкинистике придется признать, что она таковым поэта никогда не воспринимала. Более того, нашим пушкинистам придется согласиться, что Пушкин обманул и их - наравне со всеми сотнями миллионов читателей всех поколений! Это рядовому читателю, улыбнувшись вместе с нами, нетрудно принять этот пушкинский «шуточный обман» и наше пребывание «в забавной и длительной ошибке» - а каково профессионалам? Не потому ли они упорно продолжают стыдливо прятать глаза и «не замечать» этy пушкинскую мистификацию?

 

   Разумеется, рано или поздно найдутся издатели, которые и без санкции «дежурных» пушкинистов издадут «Конька-Горбунка» в неисправленном, первоначальном виде и поставят на обложке этой поистине лучшей русской сказки в стихах: АЛЕКСАНДР ПУШКИН. И тем не менее Пушкинская комиссия РАН просто обязана высказаться по этому поводу.

 

   Ввиду серьезности вопроса я оправдал бы любые возражения Лацису или мне, даже самые вздорные или непарламентские, - но не молчание. дальнейшее замалчивание проблемы может лечь позорным пятном на весь академический институт (ИМЛИ) и на Пушкинский Дом.

 

Владимир КОЗАРОВЕЦКИЙ

Парламентская газета, 26.11.2004 г.

Hosted by uCoz