<-Г
Мистерия. Гамсун Кн.
В романе – «Мистерии» тема противостояния личности и общества получает большую определенность, хотя и здесь заметно преобладает психологический аспект. Написанный осенью 1892 года, всего за тридцать пять дней, роман пронизан ощущением нервного напряжения, лихорадочного возбуждения, которое почти постоянно сопутствует герою.
Содержание романа составляет драматическая коллизия: столкновение неординарной мятущейся натуры, обуреваемой глубокими противоречивыми страстями, с устоявшимся в своей внешней благопристойности обывательским мирком. Таинственное появление незнакомца, его вызывающая одежда, странное поведение, парадоксальность суждений – все это одновременно интригует, волнует и пугает жителей городка. Гамсун нарочито сгущает атмосферу загадочности, окутывающую героя: неизвестно, откуда и с какой целью он прибыл в городок, каково его социальное положение, род занятий. Сомнительна подлинность его имени - он называет себя Юханом Нагелем, но бывшая возлюбленная зовет его Симонсеном. Таинственно в герое все, начиная с суеверно оберегаемого железного кольца на пальце до багажа, в котором явно ненужная шуба соседствует со скрипичным футляром, набитым грязным бельем. Но главную загадку составляет сама личность Нагеля – Симонсена.
В отличие от «Голода», где все повествование велось от первого лица, в «Мистериях» изображение происходящего дается одновременно в нескольких планах. Авторские описания – как внешних событий, так и душевного состояния героя – чередуются в этом романе с обширными монологами Нагеля, причем некоторые из них произносятся перед слушателями, а другие, внутренние, передают скрытое движение его смятенного сознания. Таким образом, читателю предоставляется возможность наблюдать за героем с различных точек зрения, видеть его со стороны и «изнутри». И все же истинная его сущность остается до конца не выясненной.
В работах многих исследователей справедливо отмечается, что герой «Мистерии» стремится доминировать над окружающими, претендуя на роль ницшеанской «сильной личности». Но претензии эти нереальны и необоснованны, и именно глубокий разлад между избранной ролью и сокровенной человеческой сущностью в конечном итоге приводит героя к гибели.
Гамсун показывает, что Нагель сам постоянно ощущает этот разлад, пытается преодолеть его, но находит выход лишь в самоубийстве. Сознание своей несостоятельности в качестве «сильной личности» сквозит в яростных нападках Нагеля на признанные авторитеты, в утрированности всего его поведения, отдающего позерством, и, наконец, в том преувеличенном внимании, которое он уделяет Минутке – самому жалкому и ничтожному из обитателей городка. В письме к Эрику Скраму Гамсун назвал Минутку «вторым я» Нагеля, и это весьма примечательно. Можно догадываться (в «Мистериях» автор открывает фантазии читателя богатейшее поле деятельности!), что в Минутке Нагель видит зримое воплощение своей духовной искалеченности, уродливый символ несоответствия внешнего облика и внутреннего содержания личности. Не случайно Нагель чисто интуитивно проникает в тайну взаимоотношений Минутки и Марты, что находит подтверждение в финале романа.
Непосредственной причиной морального крушения Нагеля становится любовь к Дагни Хъеллан, неумолимо разрушающая его представление о себе, выбивающая его из привычной роли циника, презрительно взирающего свысока на борение людских страстей. Потерпев неудачу в попытке добиться ответного чувства, Нагель теряет почву под ногами. Не в силах побороть сжигающей его любви, он ищет спасения в заведомо иллюзорной надежде на союз с Мартой, но и здесь его ждет поражение.
И все же гибель Нагеля обусловлена обстоятельствами не столько личными, сколько общественными. В изображении Гамсуна герой «Мистерий» предстает как выразитель настроений определенной части интеллигенции своего времени- пережившей жестокие разочарования, утратившей веру в былые ценности и не способной найти новые идеалы, интеллигенции, мучительно сознающей свою органическую несовместимость с миром, где господствуют трезвый практицизм, лицемерие и обывательская пошлость. Любовь к Дагни вдвойне трагична для Нагеля: она лишает его защитной «брони» скептицизма и одновременно становится последней обманутой надеждой обрести устойчивую опору в жизни. По сути дела, Нагель ищет в Дагни то спасение, которое даровал своему Перу Гюнту Ибсен: возможность «стать самим собой» в ее «надежде, вере и любви». Ищет и не находит.
Образ Дагни, казалось бы, едва намечен в романе, ее внутренний мир скрыт от читателя. Но и здесь обнаруживается величайшее мастерство, которым владеет Гамсун: он заставляет нас видеть Дагни глазами Нагеля, в ярком свете его чувства, и поэтому естественное обаяние девушки, ее душевная чистота и жизненная сила для нас так же очевидны и непререкаемы, как для самого героя.
То же совершенство характеристики при нарочитой скупости средств отличает и другие образы романа, составляющие групповой портрет обитателей городка, растревоженного вторжением Нагеля. И сами они, и их жизнь на первый взгляд кажутся обыденными, чуть ли не идиллическими. Но с появлением Нагеля обнаруживается обманчивость этой картины: внешняя обыденность скрывает под собой жизненные трагедии Марты и семинариста Карлсена; темное прошлое Минутки, семейную драму доктора и, очевидно, еще многое другое.
Обнаружение истинного характера взаимоотношений в обществе несет в себе угрозу неписаным законам его существования, и именно этим диктуется настороженное, не чуждое опасливого любопытства, отношение большинства обитателей городка к «возмутителю спокойствия». Трагическая история Нагеля оставляет свой след в жизни, но след этот подобен пузырям, появившемся на водяной глади после падения его тела; завеса обыденности вновь окутывает городок, происшедшее становится всего лишь тревожащим воспоминанием – об этом говорит элегический эпилог романа.